Предчувствие или уход?..
(Каменноостровский цикл Александра Пушкина 1836 года)
(эссе)
Он складывался у него неровно, этот цикл: то трудно, то легко, то радостно, то печально, а то и вовсе гробокопательно. Слово это, вернее - смысловое его содержание, для Пушкина нечуждое. Особенно в последние годы жизни. А в Каменноостровском цикле оно у него особенно ошутимо. И это понятно, его жизнь в эти годы сжимается, как пружина в боевом оружии, нацеленном в вечность и настроенном только на победу. А он боец бескомпромиссный, готовый заплатить за победу самую высокую цену.
Вот как он, этот непостижимый цикл, писался и выстраивался (по разысканиям, открытиям и драматическим спорам наших уважаемых архивистов), когда Александр Сергеевич в конце мая 1836 года возвратился из Москвы и поселился на даче Каменного острова под Санкт-Петербургом:
1. Из Пиндемонти........................................ 5 июня 1836 года.
2. Подражание италианскому......................... 22 июня 1836 года.
3. Напрасно я бегу к сионским высотам.......... 22 июня 1836 года.
4. Отцы пустынники и жёны непорочны......... 22 июня 1836 года.
5. Мирская власть.............................................. 5 июля 1836 года.
6. Когда за городом, задумчив, я брожу............ 14 августа 1836 года.
7. Памятник.................................................... 21 августа 1836 года.
Посмотрите, два с половиной месяца работы и семь шедевров готовы. Это что?.. Работа?.. Это не просто работа, а - жизнь гения. А если проще, без пафоса - жизнь Поэта. Хотя говорить без пафоса о Пушкине довольно трудно.
Итак, читаем:
1) Из Пиндемонти
Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги,
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Всё это, видите ль, слова, слова, слова.
Иные, лучшие, мне дороги права;
Иная, лучшая, потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа -
Не всё ли нам равно? Бог с ними.
Никому
Отчёта не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья,
Вот счастье! Вот права...
Это сделано, вернее - закончено, 5 июня 1836 года. Когда начато, трудно сказать точно, хотя есть предположительные числа (довольно близкие) в тщательных разысканиях исследователей. Это что-то в конце мая - начале июня 1836 года.
2) Подражание италианскому
Как с древа сорвался предатель ученик,
Диявол прилетел, к лицу его приник,
Дхнул жизнь в него, взвился с своей добычей
смрадной
И бросил труп живой в гортань геенны гладной...
Там бесы, радуясь и плеща, на рога
Прияли с хохотом всемирного врага
И шумно понесли к проклятому владыке,
И сатана, привстав, с веселием на лике
Лобзанием своим насквозь прожёг уста,
В предательскую ночь лобзавшие Христа.
Это закончено 22 июня 1836 года.
3) Напрасноя бегу к сионским вы сотам ...
Напрасно я бегу к сионским высотам,
Грех алчный гонится за мною по пятам...
Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий,
Голодный лев следит оленя бег пахучий.
Это тоже закончено 22 июня 1836 года.
4) Отцы пустынники и жёны непорочны...
Отцы пустынники и жёны непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
И это тоже закончено 22 июня 1836 года!.. 22 июня - какое трагически-сакраментальное число для нашей истории.
5) Мирская власть
Когда великое свершалось торжество
И в муках на кресте кончалось Божество,
Тогда по сторонам животворяща древа
Мария-грешница и Пресвятая Дева
Стояли, бледные, две слабые жены,
В неизмеримую печаль погружены.
Но у подножия теперь креста честного,
Как будто у крыльца правителя градского,
Мы зрим поставленных на место жён святых
В ружье и кивере двух грозных часовых.
К чему, скажите мне, хранительная стража?
Или распятие казённая поклажа,
И вы боитеся воров или мышей?
Иль мните важности придать Царю царей.
Иль покровительством спасаете могучим
Владыку, тернием венчанного колючим,
Христа, предавшего послушно плоть свою
Бичам мучителей, гвоздям и копию?
Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила
Того, чья казнь весь род Адамов искупила.
И, чтоб не потеснить гуляющих господ,
Пускать не велено сюда простой народ?
Закончено 5 июля 1836 года.
6) Когда за городом, задумчив, я брожу...
Когда за городом, задумчив, я брожу
И на публичное кладбище захожу,
Решётки, столбики, нарядные гробницы,
Под коими гниют все мертвецы столицы,
В болоте кое-как стеснённые рядком,
Как гости жадные за нищенским столом,
Купцов, чиновников усопших мавзолеи,
Дешёвого резца нелепые затеи,
Над ними надписи и в прозе и в стихах
О добродетелях, о службе и чинах;
По старом рогаче вдовицы плач амурный;
Ворами со столбов отвинченные урны,
Могилы склизкие, которы также тут
Зеваючи жильцов к себе наутро ждут, -
Такие смутные мне мысли всё наводит,
Что злое на меня уныние находит.
Хоть плюнуть да бежать...
Но как же любо мне
Осеннею порой, в вечерней тишине,
В деревне посещать кладбище родовое,
Где дремлют мёртвые в торжественном покое.
Там неукрашенным могилам есть простор;
К ним ночью тёмною не лезет бледный вор;
Близ камней вековых, покрытых жёлтым мохом,
Проходит селянин с молитвой и со вздохом;
На место праздных урн и мелких пирамид,
Безносых гениев, растрёпанных харит
Стоит широко дуб над важными гробами,
Колеблясь и шумя...
Закончено 14 августа 1836 года.
7) Памятник
Я воздвиг памятник (лат.)
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа,
Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит -
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
Веленью Божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца;
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспоривай глупца.
Это стихотворение, как последний вздох, закончено 21 августа 1836 года. Поставлена последняя точка в своей творческой судьбе. Поставлена как будто легко, уверенно, хотя за этой лёгкостью, уверенностью ощущается гигантская работа. Но работа совершённая вовремя и навсегда.
Итак, прочитали? Прочитали. И хочется перечитать? Хочется. А перечитывать страшно. Груз прочитанного тяжек. Вроде бы всё знакомо, но в этой связке открывается что-то новое, опасливо тяжкое. Как будто вот-вот всё оборвётся. Оборвётся безвозвратно. И П о э т это знает. О н чувствует это. И ты вместе с ним, тоже чувствуешь это всей кожей, и тебе тоже не хочется этой безвозвратности, ой как не хочется... Но это путь Поэта. Поистине крестный путь. Ну посмотрите, Поэт оказывается на острове, с непростым для сложившейся в его жизни ситуацией именем -Каменный, то есть непреодолимый. Но Поэт с открытым забралом идёт вперёд, он как будто спешит навстречу своей Судьбе, которая уже давно ждёт его последнего «да». И он с каждой секундой слышит приближение э т о г о тяжелогрузного, свинцового «да», чувствует его неотвратность, но всё оттягивает его свершение, потому что так много, оказывается, ещё не сделано... Очень много... И никогда уже им не будет сделано. Никогда...
Вот какова цена этого Каменноостровского цикла... Большая цена ... Громадная.
Москва, Черкизово, 14 Ноября 2010 года.