РОДНИК

Работал он жестянщиком, трубы чинил – был мастером своего дела. Мужики завидовали:

- До чего ловко Валёк навострился: крррык! – и мяч футбольный из железяки сварганил для интереса; крррык! – и рыцаря трёхметрового изваял, как настоящий получился.

Иностранцы, которые делегацией на завод приезжали, дюже дивились. Того рыцаря выкупить за многие тысячи евро хотели, всё говорили: «Талант у вашего мастера от Бога!»

А он о Боге никогда не задумывался. Мысли о Всевышнем, судьбе, сути бытия его не посещали. Поиск смысла жизни и прочие духовные терзания чужды были ему и непонятны. Правда, однажды, в пивной приятель, Лапуня, спросил его:

- А вот помрём мы с тобой, Валёк, и где тады будем?

- До этого ещё дожить надо, - отмахнулся он, глядя, как медленно в кружке тает пена, словно  кусочек белого снега в грязной луже. Он всю ночь проворочался, тяжко было на сердце. Отчего - и сам не знал.

А так Валёк жил просто, без амбиций и высоких целей, исключительно мирскими заботами. Утром проснулся, голова не болит – уже хорошо. Перекусил - и на работу… стоп! Носки сменить надо – эти уж вторую неделю к нему «приросли», потом пропахли, а другие, с дырой на пятке, и заштопать некому. Впрочем, он привык всё сам. «Ладно, - решил,- ещё денёк в потных схожу, а вернусь - заштопаю».

***

Когда-то, по молодости, он не женился – сперва говорил, что девчонки сплошь истерички да стервы попадаются, захомутать хотят и - под каблук. Теперь ни с кем не хотел связываться – жена зарплату будет требовать, и вообще – одному спокойней. А дети… Что дети? Сын у него был. Только, как в Москву переехал, к отцу больше не наведывался. Десять лет уж прошло. Получил Валёк, как лучший работник, от завода квартирку маленькую на окраине города, зато  - в новом доме, а в комнате большое светлое окно, из которого вид неплохой открывается:  крутой пригорок, внизу зеленоватой змеей речка ползет, с одной стороны от неё деревья – рябины, ивы, с другой - домики деревенские, старинные. Любил Валёк вечерами и по выходным сидеть у окошка на табурете, смотреть, что на улице делается: вон, дворняжка побежала к помойке – еду искать, старуха с палкой туда же ковыляет, мальчишки пускают в речке кораблики.

В такие моменты чувствовал он спокойствие. Ни о чём не думалось, ничего не хотелось, разве что спать. Закимарил он так однажды, и приснился ему старец – лицо доброе-доброе, благодатное – никогда он таких лиц прежде не видывал. А глаза строгие, даже сердитые. Требовательные глаза. Укоризненные. Весь в золотом сиянии парил старец над речкой, жезлом куда-то вниз указывал. И молчал, а голос всё равно слышался, накатывал волной:  «Здесь ключ бьёт благодатный. Ты, Валентин, ключ этот разыщи, освободи от камней, построй над ним часовенку и лестницу сооруди, чтоб людям городским с пригорка спускаться удобно было». Открыл Валёк глаза, но словно во сне был… И, сам себя не чувствуя и не понимая, выскочил он из квартиры, дверь нараспашку оставил. Скатился по пригорку вниз, долго ползал у берега, в темноте разгребая прелую листву и камешки. Нашёл-таки место, где из-под земли робкой струйкой водица сочилась. И только тогда окончательно в себя пришёл. Увидел, что в тапочках он, весь грязный и мокрый…

За месяц Валёк всё сделал, как повелел старец. Отпуск взял на работе для этого. Выстроил своими руками над родником каменную часовню с голубым куполом и ступени на пригорке. Батюшка, узнав всю историю, место это благословил. И по праздникам стали там воду святить. А назвали родник в честь Сергия Радонежского. Решено было, что именно этот святой к Вальку снизошёл, ведь сон приснился восьмого октября, в день, когда память преподобного чтят.

***

Весть о  явлении святого разлетелась всюду, будто на крыльях вольной птицы. Про Валентина даже в местной газете написали. Большая статья была, с его портретом.

И потянулся к роднику народ со всех окрестных городов – за чудесной водой, за исцелением.

Валёк теперь часто сидел у окна и взирал довольно на дело рук своих. Чувствовал сердцем, что хороший поступок совершил, людям на пользу.     Особенно часто приходила к источнику женщина одна. Раньше Валек и не замечал ее вовсе. А тут приметил, что каждую субботу к роднику она ходить стала.

***

Вдруг, перед Крещением, появились два человека каких-то странных, подозрительных – в синих куртках и с чемоданчиками. Очень Вальку их поведение не понравилось. Присели на корточки возле родника, не перекрестились, странным сосудом зачерпнули немного воды и быстро, как воры, ушли. На следующий день в городской газете статья появилась. На первой полосе крупными буквами - заголовок: «Опасная вода! Пить запрещено!».

Валёк не стал читать. Не смог. Знал, что не поверит написанному. Скомкал газету, выбросил. А люди поверили, и перестали люди родник ценить. Воду теперь редко брали и не для питья, а чтобы, к примеру, машину помыть. Бомжи возле часовни собирались, попойки устраивали. Валёк несколько раз прогнать их пытался:

- Святое здесь место! Идите отсюдова!

Они его не боялись. Посмеивались только, приглашали хлебнуть за компанию. Когда вовсе надоел он бомжам, те едва его не прибили. Устал Валёк с ними бороться, да и струсил. Старался он больше не смотреть на часовенку, не хотел расстраиваться. И только по субботам, ранним утром, обязательно подходил к окну, чтобы увидеть её. Женщину, с которой знаком не был, только слышал от кого-то, что, вроде, живет та неподалёку…

Несмотря на запреты и предупреждения, продолжала брать она воду из родника, ставила свечку в часовенку и подолгу молилась. Выходит, верила, что не может опасным быть источник тот, на который Сергий Радонежский указал. А, значит, верила и Валентину…

Как-то раз она не пришла. До позднего вечера он прождал, почти никуда от окна не отлучаясь. Ни в следующую субботу, ни позже женщина так и не появилась у родника.

Заволновался он, стал Лапуню, приятеля, расспрашивать: что и как, куда подевалась, может, слыхал? Тот вздохнул и ответил:

- Расшиблась она сильно, когда по лесенке спускалась к роднику. В пятницу то было, вечером. Хотела бомжей разогнать. Но спуск там крутой, ступеньки ледяные, каблук у ней соскользнул, кубарем по лестнице и скатилась она. В больницу теперь угодила. Нет, не принёс добра твой родник, не принёс…

***

Валёк, аккуратно держась за поручень, сошёл вниз по скользкой лестнице. Опустился на колени, зачерпнул руками ледяной воды… И пил, пил… Все хотел почувствовать Бога внутри себя, всё не мог утолить жажду. Горло обжигало.. Дул зябкий мартовский ветер. Валёк корил себя за то, что послушал старца. Ведь и раньше всякое снилось, возможно, даже святые… Он просто не запоминал своих снов, а тут…

Утром Валёк лежал в постели с тяжёлой ангиной. И думал о том, что никто не подаст ему воды. Некому было сделать это. Только солнце радостно светило в окно. Он тихонько плакал.

***

Когда выздоровел, сразу пошёл в больницу. Её проведать. Она сидела на кровати, к нему спиной. Он робко её окликнул. Повернулась. Взъерошенные волосы, простенькое личико. Если и слыла когда-то красавицей, то теперь напоминанием той красоты были лишь глаза - большие, темные, глубокие.

- А-а-а, неужели Валентин? – узнала она и улыбнулась по-детски радостно. – Ничего… я уже ходить могу. Вот, батюшка меня проведывал. Молитвенник принёс и угощенье. Вот, возьмите яблоко! Вкусное!

- Вы простите меня за эту лестницу, и за родник тоже… - сказал он. - А хотите, засыплю я родник хоть завтра! Сам откопал - сам и засыплю. Думал – хорошее дело сделал, а оно вон как вышло!

- Да вы ведь того не знаете, что родник ваш с часовенкой помог мне с ума не сойти…

- Как это?

- Семья у меня была, да все погибли…Муж, сын… Несчастный случай… Думала уже, руки на себя наложу. Бродила по улицам, как неприкаянная.. Увидела часовенку, молиться стала, особенно когда никого не было…

И подумалось Валентину, что родник тот оставить надо: пусть себе будет…

Маринина Юлия