Аршак Тер-Маркарьян

 

ТРУДНЫЙ  ХЛЕБ

 

За короткий промежуток времени это был мой счастливый третий приезд на Верхний Дон, овеянный горькой казачьей славой, бессмертным именем Михаила Шолохова и (простите, что ставлю в этот ряд) с которым до слез связана моя журналистская молодость…

…От кипятковой сорокоградусной жары даже жирные тени свернулись и стали похожи на матросские тельняшки, которые после стирки разложили на палубе для сушки. Мятежный ветерок схоронился в зеленых левадах и, сонно посматривая на безоблачное небо, еле-еле проснулся к закату, чтобы обжить свои воздушные палаты на хрупких вершинах пирамидальных тополей…

Я так подгадал командировку, чтобы увидеть жатву, ощутить незабываемое торжество, когда торжественно огромными железными птицами парят комбайны в полях, и птицы, и люди вдыхают полной грудью запах спелой пшеницы…

Элеватор подпирает зори,

И над полем быть уже звезде.

А в ржаных колосьях

столько зерен –

Вдвое больше пота в борозде.

Будешь ты с геологами в топях,

На столах рабочих

каждый день…

Здравствуй, хлеб!

Увесистый и теплый,

Как большие руки деревень.

Но мне не повезло.

Крестьяне, боясь духоты (иначе «стечет» зерно и станет щуплым) и дождей, косили не в валки (когда колосья на земле отдыхают и сушатся дня два-три), а напрямую – в кузова автомашины… Словно богатырские шеломы цвета благородного металла возвышались скирды, напоминая о битве за урожай. Нынче он выдавался небывалый – по 40 – 42 центнера по кругу! На этих скудных землях обычно собирают 18 – 20. Поэтому я заторопился на крытый ток, где уже по-царски возлежали первые 500 тонн зерна с поля, которое арендовал местный житель, а сейчас москвич Юрий Мелихов, не порывающий связь со своей малой родиной.

Повторюсь: отличный урожай. Но станичники рано радовались. Оказывается, сдавать хлеб на приемный пункт образовалась очередь в 20 километров. Приемщики усекли выгоду и стали сбивать цену. Если в прошлом году за килограмм платили 1 рубль 70 копеек, то сегодня с неохотой берут по 1 рублю 17 копеек. А в ближайшие дни цена может упасть до одного рубля! Фермеру деваться некуда – надо расплачиваться за горюче-смазочные материалы. Монополисты ждать не намерены и включили «счетчики»… Везде расставлены «экономические капканы», и как выжить крестьянину – одному Богу ведомо…

…Утренний стрепет уже поднялся и расправил свои могучие крыла над Яшкиным курганом, что возвышается и зорко вглядывается в родниковые воды степного озера, где спасаются от солнца и люди, и животные.

Там я вновь встретился с загорелым, как амфора, пастухом, подъехавшим верхом на каурой лошади с двумя шустрыми сторожевыми собаками, в шерсть которых намертво вцепились репьи. Утомленное стадо коров зашло по туловище в воду и, наклонив огромные головы, жадно лакало прохладную влагу.

- Здорово, Аршак Арсенович! Надолго приехали в наши края?

- На пару деньков, - ответил я, приглашая внезапного гостя к скромной трапезе.

- Нет, нет – отмахнулся длинным кнутом Иван Николаевич Иващенко и продолжил: - Знаете, читал еженедельник «Литературная Россия» о моих соседях по улице. Спасибо вам, правду написали. Хочу вам показать свое хозяйство. Это напротив дома Николая Титова, где вы остановились…

- Хорошо, зайду вечерком.

Я уже знал (даже по телефону звонили), что вся станица упоенно зачитала «Лит Россию» до дыр. Видели бы это московские литначальники, наверное, зауважали бы нашу редакцию и «не ставили палки в колеса»…

…Курень Иващенко заметен. Ограда окрашена в зеленый цвет. Сам хозяин – яркая личность – выделяется во всем районе. Шутка ли прослужить двадцать лет в органах правопорядка – участковым в милиции. Ушел на пенсию – зарплата копеечная, а брать взятки, как это делают нынче, совесть не позволила. Решил заняться хозяйством… В этом образцовом подворье «прописаны» полутонный купоросный хряк, что сразу откликнулся на имя Степа, встал с земли и лениво потерся черным боком об изгородь, две молчаливые буренушки с телком, семь симпатичных козочек, полсотни кроликов, шестьдесят кур, восемьдесят степенных уточек…

- Арсенович, хлопочу с утра до вечера. Пенсии 900 рублей не хватает. Поэтому отправил супругу на заработки в Сочи, где она ночью стряпает пирожки, а днем продает отдыхающим на пляже, сынок старший подался в столицу…

поверьте, денег на корм животным не хватает. Приходится дорожить каждым целковым. Поэтому плюнул на все и отключил радио, телефон, телевизор… Так у нас в станице поступили многие… Даже хлеб не покупаю в магазине – пеку сам, - рассказывал с болью Иван Николаевич о своей крестьянской доле.

В доме, где я остановился, Инна Ивановна Титова подавала на стол тоже свой хлеб. Белый, румяный, похожий на нее. Я подумал, что власти отдалились от народа и, бодро докладывая об экономическом росте, не ведают, что их население – электорат, как они величают нас, - о котором они должны беспокоится, еле-еле выживает в их жестоком мире!!! А цены растут!.. Сейчас, к горести, все живут сами по себе.

С грустью я покидал скромное жилище бывшего капитана милиции – а теперь просто пастуха Иващенко…

…В этот раз все-таки добрался до умирающего хутора Скильный. До революции он писал как Скальный, но «умники» и здесь переусердствовали, изменив одну букву. Райский уголок, утонувший в зелени, расположен на курганном взгорье, где растут, как каменные цветы, причудливые валуны. Отсюда семь верст до станицы Мешковской. От безысходности остались здесь бедствовать до последнего часа три семьи да одинокий погост, куда по церковным праздникам приезжают родственники, чтобы поухаживать за могилками. Мы тоже поправили могилку бабушки Виктора Позднякова – его ангела-хранителя… В этих уже не цивилизованных местах (свято место пусто не бывает!) нашли приют новые беженцы – лютые хищники – волки, покинувшие горное логово и бежавшие из Чечни от пуль, авиационных бомб и залпов смертельного «Града». Как-то незаметно и быстро волчьи стаи «обустроились», обходят хитрые капканы, таская из кошар жирных овечек, загрызая на фермах коров…

Полчаса мы бродили по заросшему травой выше человеческого роста неживому хутору, где даже бывший житель Виктор Поздняков еле-еле, интуитивно нашел дом, с крыльца которого сделал первые шаги в этот мир. В пустых глазницах окон нахально и дерзко красовался чертополох. Подворье настолько заросло бурьяном  и крапивой, что показалось: глинобитная кухонька испуганно присела, чуть не распластавшись перед губительными годами…

…Неведомо, какие чувства испытывал Виктор в эти минуты, но его черные глаза были переполнены предательской влагой…

…В двух статьях – «Крест над станицей» и «Будет ли гроза» - я намеками касался молодежной проблемы. В донских станицах нет, к сожалению, работы для подрастающего поколения. Идет большой отток в города, где можно не только заработать, но и приятно провести время. Уехала в Новочеркасск искать своего счастья Оля Титова, Надежда Мелихова с подружкой (страшно одной ехать в чужие края) укатила в Каменск приобретать профессию, оставив полуослепшую бабушку Валентину Кондратьевну «сражаться» с хозяйством, А вот ее братец, Витюша ничего не боится и с радостью уходит в армию, чтобы не вернуться обратно… Лишь двадцатилетней красавице Эле нельзя сдвинуться – нужно ставить на ноги годовалого сынишку, а мужа приходится отправлять куда-нибудь на заработки, чтобы свести концы с концами…

Такой судьбе не позавидуешь…

И возникает еще вопрос: кто же на следующий год будет убирать урожай?

Перед отъездом я спал на открытом воздухе под шатром старой вишни, сквозь худенькие ветви, которой светились спелые августовские звезды. Было видно, как они стремительно падали, оставляя серебряный след, словно кто-то незримо махал саблей.

Есть поверье: когда срываются звезды, то обязательно на земле рождаются яркие светила. Дай Бог, чтобы так и произошло. Мы, люди, обязаны беречь по-сыновьи землю. Иначе грош нам цена!

 

станица Мешковская – Москва.