Лев САЛЬНИКОВ

НЕЗАКОНЧЕННАЯ ПОВЕСТЬ БЕЗ ФИНИШНОЙ ПРЯМОЙ


Наташкино враньё
Странно, что догадался ты об этом только через много-много лет. А раньше?.. То есть все эти годы? Да, эти долгие годы… Знаешь, был уверен, что она поступила благородно. Даже так? Да, считал, что она в жертву себя принесла. Во как!.. Да, вот так, и всё ради меня, ради моего будущего счастья. Слушай, ты всё-таки ненормальный. Мне это уже не раз говорили. Вот я тебе ещё раз говорю об этом, хотя вряд ли поможет… Надо же: всё ради него, ради его будущего счастья… Ну ладно, партия обманула с этим своим коммунизмом, но она и себя обманула в этом, кроме горстки самых-самых хитрецов; правительство обмануло со светлым будущим; комсомол обманул с пылающим сердцем и вечной молодостью… Но девушка, такая девушка!.., которая клялась в любви безоглядной, которая уверяла, что не бросит его, даже если он изменит ей, ведь он не просил об этом, она сама, потрясающе!.. Что же это такое… Как же так… Ну и расчётливость, ну и душонка… Нет, невозможно разглядеть, что у них на дне… А ведь лицом, как ангел. Не скажешь, что змея подколодная или как там ещё народ их квалифицирует… А я – осёл, выходит, самый настоящий осёл длинноухий. Но как же не поверить таким искусным воздыханиям, как говорят поэты. Вот потому-то я и стал, наверное, прозаиком. Проза – спасение моё, а то давно бы уже удавился.

Странный человек в странном государстве
Я странный, он странный, государство странное, все кругом какие-то странные. Почему? Не знаю, вы – разве странный? Да, так считают многие, говорят: веришь газетам, веришь политикам, веришь в светлое будущее, то есть доверчивый очень... А государство наше почему странное? Ну как же, то империя, то царство, то коммунистический монстр, то демократическое болото… О-го, какую панораму развернули!.. И это далеко не полная панорама… Бог знает, какие странные видения смешались в наших головах, в нашем воспалённом воображении, в наших сдвинутых мозгах… Кто же их сдвинул? Известно кто, политики страны нашей – странной страны, взрастившей в нашем уникальном питомнике странных человеков. И все эти человеки презирают друг друга несообразным образом, хотя живут рядом, можно сказать – в одной куче, а нередко и помогают друг другу до полной самоотверженности. Кто кого презирает или презирал, я не знаю и знать не хочу, да и слова этого в социальном смысле не понимаю. Ну как же не понимаете, когда по сути рабочий класс презирал интеллигенцию, называя её гнилой, вшивой, мягкотелой, бесхребетной и прочее, и прочее… Он же, этот класс, не считал за людей крестьян, которые кормили его и всю страну, а сами нищали, нищали и нищали до тех пор, пока не стали вымирать целыми деревнями, сёлами и краями. А интеллигенция, если и не презирала по своей воспитанности, то во всяком случае понимала уровень и место рабочей и крестьянской массы в новом обществе и в большинстве своём помогала и тем и другим преодолеть своё образовательное и культурное отставание в общечеловеческом развитии. Культурный человек вообще не может презирать людей в полном смысле этого слова, то есть в смысле ненависти, желании зла, полном отвращении. Культурность, интеллигентность этого просто не допускает, не может допускать по своей природе. А как, простите, ваша фамилия? Поприщенский, ударение на второй слог. Действительно, странная фамилия, какая-то Гоголевская, не находите? Нет, не нахожу, хотя Гоголя, Николая Васильевича, люблю, очень люблю. Ну что ж, ладно, пойдём дальше? Пойдём, только у вас какие-то странные нотки в голосе появились. Не обращайте внимание, это у меня от старой моей работы осталось. А что у вас за работа была? Я на Петровке, 38 работал: ревизия хозяйственной деятельности предприятий торговли и коммунальных служб. Интересная работа? Скандальная, а порой тягомотная… Даже так? Да, бывает – всё доходит до белого каления, а бывает – такая скучища, мухи дохнут. Ого, не хотел бы я быть этой мухой… решительно не хотел. Правильно мыслите, решительные странности – уже не странности. Это кто сказал? Кто-то из мудрецов, если не ошибаюсь. А если ошибаетесь? А если ошибаюсь, то пусть этим мудрецом буду я – рядовой ревизор следственной комиссии народного государства Ревизов, ударение на последний слог. Сказано не ради громкости, но ради верности. Верности чему? Верности государству. Какому государству? Государству Российскому.

Лгунья
Я всегда помнил её, но никогда не ждал её возвращения. Почему? Потому что знал, что она никогда не вернётся. А если бы вернулась? Это невозможно. Ну, а если бы? Я бы не принял её. То есть как не принял, такая страсть была, взаимная, сам говорил, и на тебе… почему?!. Потому что она – обманщица. Как обманщица? Даже больше – лгунья!.. Понятно, ты до сих пор любишь её. Нет. Да. Нет. Да. Нет. Да… Он вынимает из-за пазухи молоток, бьёт спорщика по голове и уходит. Перед дверью оборачивается и говорит: вот, будешь знать, как спорить…
Это ему, конечно, мерещится. Это с ним бывает, особенно, когда он волнуется. А потом… Потом она хотела вернуться, несколько раз пыталась. Да он не захотел. Он помнил старинное высказывание: предавшая один раз, предаст и другой, и третий, и четвёртый… А пятый? И пятый раз предаст. Такая уж, значит, натура. Но это старое рассуждение, библейское. В этих делах старое вернее нового. Теперь это называют по-другому: гены.
Получается, это даже хорошо, что они расстались так скоро, то есть раньше, чем поженились официально, не успели родить ребёнка, создать семью. Иначе произошла бы беда, большая беда…
А разве нельзя склеить сломанное? Склеить можно, возродить нельзя. Он отчётливо помнил, как она через несколько лет после замужества и рождения ребёнка вдруг позвонила ему, сказала скороговоркой, что приедет, и где-то через час уже была у него. А разговора не получилось. У неё не хватило духа сказать о своей вине, а он и не настаивал, хотя очень надеялся. Он смотрел на неё и думал: значит, дома не всё в порядке, какой-то очередной конфликт… спешит, смотрит на часы, а в глаза ему не смотрит… Так ничего сказать по существу и не смогла, язык не повернулся. А ведь сорвалась и приехала именно за этим… И не смогла. А почему? Потому что предала тогда не столько меня и себя, сколько самое святое, что бывает между любящими… Ты понимаешь всем своим нутром, что совершила непоправимое. И это у тебя болит, как и у меня, болит и всегда болеть будет, до самой нашей смерти. Это цена предательства, любого предательства.

Пятый муж
Как пятый? Так – пятый. Ты же говорил, что пятый был ты. Нет, я должен был быть им, но не состоялся. Почему? Не увидела во мне перспективы. Как же так, у тебя уже было почти высшее образование, оставалось три года до диплома, своя комната в доме под снос, тоже года через три… То-то и оно, что всё это было. Я бросил институт и квартиру (я к тому времени почти обменял мою комнату на однокомнатную квартиру у знакомого инженера-строителя, который потом ломал, то есть сносил наш старый дом). Бросил? Да, бросил, после того, как она меня бросила. И что же? Ну что-что, зато жив, как видишь. А эти? А эти все почили, то есть умерли. От чего? От всего, но в первую очередь, я думаю, от переедания. От переедания? Да, именно; видишь ли, она очень любит готовить, и любит, конечно, поесть; ну, и они за ней; но ей-то ничего, ты видишшь, она и теперь не очень толстая, у неё всё хорошо переваваривается, даже отлично, как в бетономешалке, а у них – нет, не та закалка, заклинит и готов, или – готова, в зависимости от пола, то есть мужской или женский. Ну вот, она вызывает врачей, те приезжают и констатируют: опять заворот кишок. Вызывают труповозку, та всегда на готове. Тут же прибывает труповозка, вылезает бригада в синих робах, заворачивают труп в простыню или в одеяло и на выход. Пока шофёр открывает заднюю дверь, вытаскивает носилки, они стоят и курят, а труп лежит около машины. Как, прямо на асфальте? Да, на асфальте, он же в простыне или в байковом одеяле, чего ему сделается, ему уже всё равно, не простудится. Покурив, они бросают окурки, перекладывают молчаливую поклажу на спецносилки и задвигают их внутрь глухого кузова в свободную нишу, между заполненными уже другими носилками. Потом все садятся в машину, включают газ и – поехали… Куда поехали? В больничный морг, конечно. Ну, а потом уже на кладбище. Или, теперь чаще всего, в крематорий. Город большой, кладбищ не хватает, земля дорогая, очень дорогая. Да, дела… Слушай, а говорят, этот, который пятый, муж-то, отравился фруктами?.. Да, говорят. Выходит, что пятый муж – объелся груш? Выходит, только шутить с этим не надо. Да я не шучу, просто рифма отличная: муж – груш! При чём тут рифма? Да нет, я так, просто смешно – умереть от переедания фруктов… Смешно, да не очень. Почему? Потому… ты что, думаешь, он и вправду грушами объелся? А чем же? Пирогом с грушевым вареньем. Жена испекла, по новому рецепту, она эти рецепты собирает из всех реклам, какие только показывают или печатают во всех этих проклятых СМИ. Ну и что же это за пирог? В три слоя, здоровый такой, во весь стол, представляешь!.. Ну и что? Ну как что, это же на всех, а он его один слопал. И что? Ну и готов – лёг отдохнуть и не встал. Да, не повезло человеку… А, говорят, что дуракам всегда везёт. Выходит, не всегда. А, вообще, кто он? Говорят, из новых русских? Да, из новых, только со старой закваской. То есть? Ну, плоть преобладает; а как сказано в Библии: «Конец всякой плоти пришёл…» То есть обжираются люди. Голод – плохо, а обжорство – ещё хуже. Не знает человек нормы своей.

Москва, Черкизово-Гольяновский округ.
Конец 2-го тысячелетия от Рождества Христова, то есть 1990-е годы, проклятые годы.
27.02.2010.